Анатолий Зубов ¹.

ПОСЛЕ СЛУЖБЫ У НЕГО СЛОВНО КРЫЛЬЯ ВЫРОСЛИ

Старая художественная школа была там, где сейчас музей «Вологодская ссылка», его ещё «сталинским домиком» называют. Вскоре нам отдали третий этаж в здании у Каменного моста. Там была музыкальная школа, еще пианино стояли, и мы всей группой вместе с Алевтиной Петровной таскали туда скульптуры, мольберты. Машины школе не давали, ученики с преподавателями переносили всё, что надо. Мне так нравилось в художественной школе! Там не только учеба, там было еще что‑то, очень важное для нас. А после нашей школы, где я учился, мне художественная школа раем казалась. Помню, идешь на занятия и думаешь: «Учились бы всему здесь, в художественной, зачем куда‑то еще ходить…»

А.П. Кротова на занятии по композиции. Кон. 1960‑х.

Особенно нравились занятия Алевтины Петровны. Она вела уроки композиции, и как‑то дала нам задание сделать иллюстрации к рассказу Антона Павловича Чехова «Толстый и тонкий»: читала вслух этот рассказ, а мы слушали и рисовали. И она так часто делала. Например, даст задание осень изобразить, и мы слушаем какой‑нибудь рассказ об осени. Читала классику, конечно. И всем было хорошо…

Как‑то мы ходили на летнюю практику в парк Мира. В школе‑то еще учились, май стоял. Конечно, писали с натуры не только в парке Мира — в детском парке сидели, по всему городу рисовали деревянные дома с наличниками, храмы… Ну, а тогда в парк Мира мы шли через Горбачевское кладбище. Разбрелись кто куда, могилы разглядываем, надписи на памятниках читаем.. Алевтина Петровна зашла в Лазаревский храм, и мы туда же. Не помню, звала она нас за собой — не звала, но все туда потянулись. Мы знали, что там живопись есть на стенах, шли посмотреть. А кто‑то из наших был в пионерском галстуке, так служители его остановили: «Ты пионерский галстук сними!». Да не один был пионер, конечно; кто‑то даже и не пошел поэтому с нами… И ведь это было в конце шестидесятых, когда учителю даже подумать было нельзя, что он с учениками в церковь зайдёт.

Алевтина Петровна умела учить детей, а это ведь не каждому дано. Один преподаватель наш, помню, подойдет, подправит, а то и просто: «Ну‑ка, дай я…» Увлечется — и сидит, рисует… А ты стоишь сзади, смотришь. Потом встанет: «Вот так надо, продолжай». А что продолжать‑то? Сам всё нарисовал, да еще и пятерку поставил… Алевтина Петровна сядет, покажет: «Вот штрих сделаем так, а тут — так; дальше давай сам, я за тебя делать не буду».

Прилуки. 1970 г.

Начинали, кстати, мы без Николая Константиновича, он позднее появился, после художественного училища, вел летние практики. И что интересно: куда наша группа отправлялась работать на пленэре, туда же и Николай Константинович вёл своих ребят. Запомнилось, как ездили в Спасо-Прилуцкий монастырь: и в автобусе вместе, и на пленэре… К тому времени воинскую часть, которая в обители размещалась, уже вывели, а музей, который потом несколько лет занимал монастырь, еще не въехал. Николай Константинович с Алевтиной Петровной гуляли туда-сюда, а мы рисовали… Такого не бывало прежде, чтобы две учебные группы вместе работали на практике! Уже прошел какой‑то шёпот среди школьников: новому преподавателю наша учительница понравилась… А потом я их как‑то в Ковырине встретил, где тогда мы жили,— гуляют вдвоем по улице Панкратова…

Прилуки. 1970 г.

Алевтина Петровна с родителями жила как раз в доме, где усадьба была, там еще старые деревья стояли. Мы с ней в одной школе учились, в 24‑й, только она, конечно, пораньше меня. К ней учителя хорошо относились; отец Дионисий говорил, что это из школы Алевтину Петровну направили поступать в художественное училище, видели же, что способная девочка

Н. К. Воздвиженский на пленэре у стен Спасо-Прилуцкого монастыря. 1972 г.

С Николаем Константиновичем я и после художественной школы встречался: он как сотрудник областного научно-методического центра занимался с самодеятельными художниками. К тому времени я уже работал художником в кинотеатре «Октябрь», и Николай Константинович помогал мне сделать выставку в кинотеатре, потом в Москву какие‑то работы мои возил… И вот я слышал, что оттуда он ушел, а куда — я не знал. Встретил Алевтину Петровну:
— Где сейчас Николай Константинович?
— Ты знаешь, он работает в соборе. Это «в соборе» от нее прозвучало, как будто в Кремле он служит. Я соображаю, где это, что это…
— Собор — это церковь возле вокзала, — пояснила Алевтина Петровна.
Церковь — понятно, а собор… Даже слово это было для меня новым.
Позднее, когда я уже много для храмов работал, мы с отцом Николаем поехали на Валаам. Он мне говорил:
— Хочу послужить в монастыре, но страшновато, все же монастырский устав…

Мы в обители недели две были, все скиты обошли, и уже перед отъездом отец Николай все‑таки решился послужить. Когда вышел из храма после службы, его было не узнать: счастливый такой, как крылья получил.

Диакон Николай Воздвиженский в алтаре Богородице-Рождественского собора в Вологде. Середина 1990‑х.

Отец Николай очень живописно выглядел на богослужении, и меня всегда поражало, насколько он похож на Святителя Николая Чудотворца, каким его на иконах изображают, особенно современных. Порой смотришь на икону — просто вылитый отец Николай.

Он всегда тихий был такой; улыбается, смотрит — и молчит. Могут ему возражать, спорить с ним, а он стоит и просто улыбается. Художники в Союзе все его уважали, с радостью приглашали в мастерскую — работы показывали. И скромным был отец Николай, оба они нигде себя не афишировали. Алевтина Петровна до самой пенсии в художественной школе и проработала.

Из работ Алевтины Петровны я помню две: одну видел у них дома, портрет владыки Максимилиана, другую — на областной выставке, когда мы еще учились в художественной школе: большое полотно — парк, женщины сидят на скамеечках с колясками, тень от деревьев… Картина мне очень понравилась.